«Искатели сокровищ» и другие истории семейства Бэстейбл - Эдит Несбит

– Да, Монашка-Священник, – поддержал Освальд.

Тут встрял Ноэль: она всего-навсего половина Монашки-Священника, и в воздухе снова запахло ссорой.

Но Элис сказала:

– Ну и вредничай на здоровье, дорогой Ноэль. Можешь забрать себе эту роль всю целиком. Мне она не нужна. Я стану Простым Пилигримом. Ну или Генрихом, который убил Бекета[80].

И она стала Простым Пилигримом, против чего мы совершенно не возражали.

В треуголках нам по такой жаре было бы точно не выдержать, и мы приклеили ракушки сверху широкополых садовых шляп, в которых сделались очень похожими на чернокожих рабов с обложки сборника «Песни плантаций».

Сандалии, как на картинке, мы соорудили, и весьма недурно, из вырезанных по форме ступней кусков линолеума и перекрещенных брезентовых ленточек. Вот только на поверку оказалось, что при ходьбе между пальцев набивается песок вперемешку с дорожной пылью, и нам показалось разумнее идти в нормальной обуви. Правда, один самый истовый пилигрим, я имею в виду Дентиста, всё равно решил обвязать свои туфли ленточками, создав видимость того, что он в сандалиях.

Времени на возню с остальной одеждой у нас не было. Наши ночные рубашки чем-то напоминали пилигримские балахоны, и мы даже подумывали в них облачиться, но вовремя спохватились, что современным жителям Кентербери, возможно, покажутся странными пилигримы в подобных одеяниях и лучше нам оставаться в чём есть или, точнее, в том, во что мы будем одеты завтра.

И мы, конечно, надеялись, как вам, полагаю, понятно, что день завтра будет погожий. Так и вышло.

Осенённые лучезарным светом ясного утра, пилигримы спустились к завтраку. Дядя Альберта позавтракал раньше них и уже вовсю трудился в своём кабинете. Послушав под дверью, мы уловили скрип пера по бумаге. Слушать под дверью не предосудительно, если за ней находится только один человек. Никто ведь, когда он один, не станет рассказывать себе самому какие-нибудь секреты.

После завтрака мы получили от миссис Петтигрю обед сухим пайком. Наш предстоящий уход, похоже, экономку обрадовал, хотя, по-моему, было бы куда естественнее расстроиться, что её покидают скучать в одиночестве. Правда, помню, Элиза, наша прислуга за всё на Льюишэм-роуд, тоже всегда в таких случаях радовалась.

Мы, конечно же, взяли с собой наших дорогих собак – со времён таинственной башни нам запрещают ходить куда-либо без этих верных друзей человека. Дома осталась только Марта, потому что бульдогам дальние прогулки не нравятся. Запомните это на случай, если у вас самих заведётся одно из подобных ценных животных.

В широкополых шляпах, с посохами в руках и ракушками там, где они у нас были, мы выглядели великолепно.

– Вот только ни у кого у нас нет торб, – посетовала Дора.

– А что такое торбы? – спросили все остальные.

– Думаю, это что-то для чтения, – ответила она. – Вроде свёрнутого пергамента[81].

Тогда мы взяли старые номера «Глоуба», который печатается на светло-зелёной бумаге, и «Вестминстер-газетт», на розовой, сделали из них по свитку на каждого и понесли их в руках.

Денни был в белых пляжных туфлях, обвязанных чёрными тесёмками. Без носков он решил обойтись, и выглядело это почти так же, как если бы он шёл вообще босиком.

– Нам нужно ещё насыпать гороха в ботинки, – сказал он, но мы были против.

Даже маленький камушек, попав в ботинок, превращает каждый ваш шаг в мучение. Что уж там говорить о горошинах.

Мы, конечно же, знали, как выйти к старому тракту кентерберийских паломников. Он шёл по вершине холма прямо над нашим домом. Это очень красивая дорога. Узкая и тенистая. Для пешехода лучше и не придумаешь, но возчики её избегают, потому что она неровная и вся в колеях, между которыми зеленеют островки травы.

Я уже говорил, что погода стояла хорошая, то есть без дождя, но солнце светило не постоянно.

– Это прекрасно, о Рыцарь, что дневное светило не воссияло сегодня с полной своей интеси… интенси… – запуталась Элис.

– Верны твои речи, Простой Пилигрим, – ответил ей Освальд. – Однако и так ведь весьма тепло.

– Не хочу больше изображать сразу двух людей, – пропыхтел Ноэль. – Мне от этого вдвойне жарко. Стану, пожалуй, Главным Магистром или ещё кем-то таким же.

Но мы не позволили: сам виноват, пусть пеняет на собственную жадность. Не заграбастал бы всю роль целиком, половина досталась бы Элис.

Было действительно очень тепло. А мы давно уже не ходили так далеко в ботинках. Первым заныл Г. О. Пришлось напомнить ему про святые пилигримские обеты. И это подействовало, особенно после того, как Элис сказала: всякое там вытьё и нытьё ниже достоинства Эконома.

Изнурились, в общем-то, все. Аббатиса и Жена из Бата даже оставили свою глупую манеру ходить под ручку (которую дядя Альберта называет «лауроматильдничеством»[82]). А Врачу и Мужу Жены из Бата пришлось снять куртки и нести их в руках.

Уверен: художник или фотограф, которому нравится воплощать в своём творчестве образы пилигримов, увидев нас, остался бы очень доволен. Ракушки из бумаги выглядели первоклассно, хотя в качестве рукоятей для посохов особенного удобства не создавали, так как на них при ходьбе нельзя было по-настоящему опереться.

Мы вышли в путь как настоящие герои. Стойкие, бодрые, мы перебрасывались на ходу цитатами из книг. И сначала это веселило, как гонг, призывающий к обеду. Вскоре, однако, Освальд (идеальный Рыцарь) невольно заметил, что один его спутник стал подозрительно молчалив и бледен и всё больше напоминает человека, который, съев что-то несвежее, только потом почувствовал сокрушительное действие употреблённого в пищу.

– Что случилось, Дентист? – великодушно поинтересовался Освальд, как и следовало идеальному Рыцарю, хотя в глубине души, конечно же, рассердился на Денни.

Досадно ведь, когда в самый разгар игры люди вдруг бледнеют и всё портят, вынуждая остальных не просто поворачивать назад, но ещё и утешать того, кто всё испортил, фальшиво сожалеть, что он пострадал, а сверх того, притворяться, будто вам абсолютно плевать на испорченную игру.

– Со мной ничего, – ответил Денни.

Но Освальду было виднее.

Тут вмешалась Элис:

– Давай-ка, Освальд, чуть-чуть отдохнём. А то действительно как-то жарко.

– «Сэр Освальд», пожалуйста, – поправил он. – Не забывай, Простой Пилигрим, что я – Рыцарь.

Ну, мы остановились, сели и перекусили. Денни стал выглядеть получше. Устроившись в тени, мы поиграли немного в «наречия», «двадцать вопросов» и «отдай в подмастерье своего сына».

А затем Дикки напомнил, что время дорого и, если у нас ещё не остыло желание добраться сегодня до порта Кентербери, самое время ставить паруса. Пилигримы, вообще-то, не связаны ни с парусами, ни с портами, но Дикки никогда не соблюдает